Как странно - петух прокукарекал где-то поблизости. Я не слыхал петушиного крика Бог знает сколько. Стояла такая тишина, что казалось, она сама звенит - но, может, просто звенело у меня в ушах. Чудилось, будто я слышу, как квакают лягушки, как стрекочут цикады. 

Я хотел почитать перед сном, но в номере было плохое освещение. Залез в ванну, длинную и глубокую. Вытерся огромным, как простыня, полотенцем. Хотя при входе и висела табличка, что это отель первого класса, мыла в ванной не было. Я погасил лампу и улегся. Подушка набита слишком плотно. Тяжелое постельное белье потрескивало. Одинокий москит вился и жужжал надо мною, не собираясь угомониться, пока не напьется моей крови. 

Около двух я наконец-то забылся сном. Разбудил меня утром петушиный крик - кукарекал тот самый петух (я запомнил его). Внизу уже шумел уличный базарчик. Там продавали овощи, фрукты, зелень, кур. Лиссабонцы кричали, торговались, переругивались. Почудилось, будто я ощущаю запах конского навоза, молодой картошки, недозрелых яблок. 
Перед отелем стояли автомобильчики - маленькие и потрепанные, какими пользуются большинство европейцев. 

Вышел на улицу. Поднимаясь по узеньким щербатым ступенькам, осматриваю дом, рядом с отелем, который когда-то был дворцом. А теперь здесь все сыпится. Тяжелая, украшенная лепниной дверь открылась, и передо мною предстала женщина: в черном, с оливково-смуглой кожей, с волосами, стянутыми в тугой узел. Она, должно быть, была очень хороша в молодости, да и сейчас были видны следы былой красоты. Руки загрубели от тяжелой домашней работы, никакой косметики, пахло от нее луком и чесноком. Платье ниже колен, длинные рукава, высокий ворот. 

Многие домики снаружи облицованы плиткой. Каждый своей. Это, с непривычки, напоминает вывернутую наизнанку ванную комнату. 

Захватив с сoбой фотоаппарат, сделал несколько снимков. Итак Лиссабон - "жемчужина западной Европы":